Виталий Гладкий - Ниндзя в тени креста
– А, чтоб тебя!.. – Фидалго с досадой швырнул меч на постель и осушил кувшин до дна. – Чертов упрямец! – Он умолк и задумался, а затем, после длительной паузы, мрачно сказал: – Может, ты и прав… Конечно же, прав! А я сукин сын!
И Фернан де Алмейда принялся бичевать себя, посыпая голову пеплом, каяться в грехах и последними словами ругать обуревавшие его дурные страсти. Похоже, вино в кувшине было чересчур крепким и сильно ударило ему в голову. Гоэмон терпеливо ждал, когда закончится этот душевный порыв, навеянный винными парами. Он уже много раз был свидетелем таких моментов. После громогласных раскаяний де Алмейда обычно засыпал, а утром следующего дня опять торопился в ближайшую таверну, чтобы утолить иссушающую его жажду.
Но в этот раз все пошло по-иному. Выдохшись, фидалго решительно сказал:
– Все, баста! Мы прямо сейчас идем на лошадиный торг.
Фернан де Алмейда знал толк в лошадях. Он долго и придирчиво выбирал, зато в конечном итоге им достались две ладно скроенные симпатичные лошадки лузитанской породы. Они были невысокого роста, хорошо объезжены, обладали спокойным и дружелюбным нравом, что больше всего импонировало Гоэмону. В свое время он здорово натерпелся от злобных лошадей Хондо, которые кусались, как собаки, и постоянно пытались лягнуть наездника. Кроме того, как объяснил фидалго, лошади лузитанской породы прекрасно прыгают через любые препятствия и могут передвигаться по горным тропам, а им предстоял путь в горах, где о хороших дорогах можно только мечтать.
Они покинули Лижбоа после обеда. Погода стояла превосходная: ярко светило солнце, дул тихий ветер, охлаждая разгоряченные лица, в зарослях кустарника перекликались какие-то птички… Правда, голоса их были какими-то тоскливыми, словно они прощались с путниками и предупреждали о грядущих опасностях.
Дорога поднималась на холмы, и Гоэмон увидел, как от королевского дворца к кафедральному собору направляется пышная процессия: впереди шли монахи разных орденов, которых в столице идзинов было великое множество, за ними, блистая ярко начищенными кирасами, следовали рыцари, после них важно выступали духовные лица, обступившие носилки с великолепным балдахином… Вслед за носилками ехал на белом коне человек с копьем в руках и в рыцарских одеждах, украшенных перьями и бриллиантами. Когда процессия проходила мимо, жители Лижбоа и солдаты становились на колени. В самом конце процессии шли музыканты, и веселая, совсем не церковная мелодия, была слышна не только всей столице Португалии, но и нашим путникам, хотя они и находились далековато.
– В носилках покоится ковчег с Телом Христовым, – сказал де Алмейда, будто подслушав невысказанный вопрос Гоэмона, который уже готов был сорваться с губ, и набожно перекрестился. – А рыцарь на белом коне – святой Георгий, покровитель Португалии. Это добрый знак. Теперь я уверен, что дорога сложится для нас удачно.
Гоэмон мрачно улыбнулся. Он не верил в чужих богов, и тем более в связанные с ними предзнаменования.
Глава 13
Лесные разбойники
Путь от Лижбоа до города Коимбры и впрямь оказался легким и приятным. Дорога находилась в превосходном состоянии и полнилась путниками. Некоторые из них передвигались в каретах и на повозках, многие предпочитали езду верхом, но еще больше было пеших, которые брели неизвестно куда и зачем. Погода стояла чудесная, почти летняя, только ночи были прохладными (Гоэмон все никак не мог взять в толк: если это в Португалии зима, то что же тогда представляет собой лето?), и Фернан де Алмейда заливался соловьем, расписывая красоты родного края и вдаваясь в разные исторические подробности. Настроение у фидалго было приподнятым, и Гоэмон понимал его – что может быть лучше после долгой и опасной дороги возвращения под родной кров?
Особенно понесло фидалго, когда они оказались в Коимбре.
– Видишь вон то великолепное здание неподалеку от кафедрального собора? – показал де Алмейда. – Это университет. – Тут он хохотнул. – Я проучился в нем ровно три месяца и сбежал на войну. И все из-за колокола на университетской колокольне, который студиозы называли «козой». Он звонил, будто блеял. Студиозы люто ненавидели «козу», потому что именно этот колокол будил их на лекции. Что касается меня, то я терпеть не могу вставать рано. Уже после того, как я сбежал из Коимбры, студиозы похитили этот колокол и бросили в реку. Жаль, что меня не было среди них…
Город и впрямь был красив. На каждом шагу встречались живописные руины старинных построек (как объяснил фидалго, здесь когда-то жили древние римляне), крутые улицы резко поднимались в гору, и в начале или конце каждой стояли церковь или собор. В Коимбре было так много богоугодных заведений, что казалось, жители города большую часть времени проводят в их стенах. А если учесть еще и несколько монастырей, то, похоже, город был самым святым местом у идзинов.
Все то, о чем рассказывал де Алмейда, ниндзя впитывал, как губка. Он должен собрать как можно больше сведений о стране «южных варваров», чтобы его отчет перед ямабуси был наиболее полным.
Переночевав на одном из постоялых дворов Коимбры, они отправились дальше. Теперь их путь лежал в горы. Уже ближе к обеду дорога стала напоминать козью тропу, а тревожно шепчущие лесные заросли напоминали о неведомых угрозах, таившихся в чаще. Фернан де Алмейда вдруг стал неразговорчивым, подобрался и приказал Гоэмону держать оружие на подхвате.
– В этих местах шалят монфи, – объяснил он свое состояние.
– Кто такие монфи? – полюбопытствовал Гоэмон.
– Мориски, мавры-христиане, которые вернулись к своей мусульманской вере. Часть их бежала в горы, где они построили свои новые святыни, а другие стали пиратами. Лучше бы с ними не встречаться… Среди разбойников-монфи попадаются настоящие звери. Содрать кожу с монаха для них любимое занятие.
– Но мы не монахи…
– Слабое утешение… – Фернан де Алмейда криво ухмыльнулся.
Чем больше они отдалялись от Коимбры, тем более глухими становились места. Сначала они находили приют в небольших селениях, похожих на крепости, но когда показались заснеженные вершины гор Серра-да-Эштрела, постоялые дворы стали большой редкостью. Приходилось выбиваться из сил, чтобы добраться засветло до очередного населенного пункта. Особенно доставалось лошадям. Перед сном Гоэмон делал им массаж, хотя этот процесс и занимал почти два часа. Но лузитанские лошадки заслужили своей выносливостью такую благодарность со стороны седоков.
